Неточные совпадения
На этот раз
солдат действительно «обыскал работу». В Мурмосе он был у Груздева и нанялся сушить пшеницу из разбитых весной коломенок. Работа началась, как только спала вода, а к страде народ и
разбежался. Да и много ли народу в глухих деревушках по Каменке? Работали больше самосадчане, а к страде и те ушли.
По двору быстро
разбежался тревожный говор, что Сидоров убит. Около крыльца собрались люди, смотрели на
солдата, неподвижно растянувшегося через порог из кухни в сени головой; шептали, что надо позвать полицию, но никто не звал и никто не решался дотронуться до
солдата.
Если толпа и при этом не расходится, начальник приказывает стрелять прямо в толпу, в кого попало, и
солдаты стреляют и по улице падают раненые и убитые люди, и тогда толпа обыкновенно
разбегается, и войска по приказанию начальников захватывают тех, которые представляются им главными зачинщиками, и отводят их под стражу.
Скажу только, что крестьяне-воины при первом пушечном выстреле
разбежались; но баронесса Зегевольд и оба Траутфеттера с несколькими десятками лифляндских офицеров, помещиков и студентов и едва ли с тысячью
солдат, привлеченных к последнему оставшемуся знамени, все сделали, что могли только честь, мужество, искусство и, прибавить надо, любовь двух братьев-соперников.
Один молодой, белокурый
солдат — еще князь Андрей знал его — 3-й роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько
разбежаться и бултыхнуться в воду; другой черный, всегда лохматый унтер-офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры
разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали
солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, втягивали их в рукава.
Всё было съедено, и все жители
разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало-жалостливые
солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.